9 июля 1915 года. Вот уж как
много времени прошло с тех пор, как я написала все вышеизложенное. Забросила я
свои записи и все эти годы пробавлялась тем, что писала письма
«несуществующему», которых у меня накопилось целая кучка. И сейчас-то я
вернулась сюда только потому, что хотелось воскресить в своей памяти все,
решительно все, что касается моего дорогого, любимого кума. Перечитала сейчас все его письма ко мне, вспомнила все
наши с ним встречи и сердце мое заливается кровью. Только что приехала от него.
Он в таком ужасном состоянии, что хуже, кажется, уже никак не может быть.
Болезнь ужасная, неизлечимая сломила его, а сюда присоединяется ряд душевных
страданий и горей. Он меня вызвал в Питер. Хотел меня видеть и, несмотря на
свою болезнь, на время, на обстоятельства, так ласково меня встретил, что
заглушил во мне все, чем я жила до сих пор, и создал только одно желание: быть
с ним до конца, ухаживать за ним, окружить его своей любовью и уничтожать его
душевные страдания. Я готова всем пожертвовать для него, всем. Я люблю его. Я
знаю, что он погиб, что его болезнь неизлечима, что через год, через два, три
мучений он погибнет, но в моей душе вырастает глупая, ни на чем решительно не
основанная вера, что он поправится, что он вернется ко мне. Я верю в его
выздоровление и голос трезвый разума не может победить этой веры. Глупо, тем
тяжелее будет, затем видеть то, что неизбежно. Ах, с какой бы радостью вырвала
я его из его теперешней обстановки, как бы я ухаживала заботливо за ним! И все
это невозможно, невозможно! О мой милый, дорогой, единственный мой верный друг.
Сколько страданий, помимо своей воли принес ты мне. Поправляйся, солнышко мое,
поправляйся! Боже, я готова просить тебя о чуде.
17 ноября 1915 года. Вечер. Сижу и пришла мне в голову фантазия опять
возобновить от времени до времени свои записки в этой тетради. Верный признак,
что мне худо на душе. Да, худо, очень худо и временами безумно тяжело. Не
балует меня жизнь, мало радости отпускает она на мою долю. Иногда все крупные
несчастия и мелкие неприятности доводят меня до такого состояния усталости, что
безнадежность со всем своим неприкрытым ужасом встает перед моими глазами.
Тогда мне вдруг представляется она в виде какого-то кошмарного чудовища и злорадно
хохоча надо мной, как над своей жертвой, своим отвратительным перстом
показывает мне на смерть как на единственный выход. И вот начинаешь извиваться
как птица в клетке, мечешься по разным сторонам, совершенно инстинктивно ища
спасения, кидаешься от одного дела к другому, бежишь к людям, часто к друзьям,
думая в них найти защиту, часто к новым людям и новому делу, надеясь, что там
найдешь какой-нибудь новый еще неизвестный тебе путь спасения. В большинстве
случаев ничего не находишь. Люди, даже и близкие тебе, так всегда заняты собой,
своими горями и радостями, что, придя к ним, просто не хочется говорить о том,
что убивает тебя медленной смертью. Они в лучшем случае выслушают тебя
внимательно и сочувственно, в громадном же большинстве случаев с плохо скрываемым
нетерпением и скукой. А боже, как в такие тяжкие минуты хочется, чтоб
кто-нибудь ну просто пожалел тебя, приласкал, утешил. Тогда бы, кажется,
выплакал все свое горе, отдохнула бы душа в этой теплой атмосфере и м. б.
безнадежность не так часто посещала бы тебя. А то опять и опять приходится
призывать всю силу своей души, чтобы справиться самой без чужой помощи с ранами
своего сердца. Говорят, это хорошо, это вырабатывает устойчивость в борьбе с
жизнью. Пусть это верно, но ведь верно и другое: ударь раз, ударь два… но не до
бесчувствия. Стойкость-то у меня давно выработалась, а теперь уже, кажется,
дело идет к «до бесчувствия». Единственно кто еще очень редко, когда нет дома
М. Б., сам того совершенно не зная, дает мне возможность немножко отдохнуть в
атмосфере внимания и теплого участия, это мой сам несчастный кум. Несмотря на
всю тяжесть своего положения, он выказывает ко мне всегда такую заботливость,
такое участие, что трогает меня до слез и дает облегчение.
23 ноября. Сегодня Жак был
очень мил. Я не могла у него долго быть, т. к. надо было пойти к Сереже. Очень
хочу повидать его побольше и поболтать о всякой всячине. Несмотря на то, что он
ультра эгоистичен, что в нем полное отсутствие теплоты душевной, той милой
сердечности, которая сразу располагает к себе, меня тянет к нему. Причины-то
этого я знаю, да лучше не буду о них говорить. Ох, Жак, Жак, почему в тебе нет
этого «сердечного тепла», на отсутствие которого жалуется и Снегурочка. Ну да
бог с тобой. Ведь на «нет», говорят, и суда нет. А жаль, ей богу, жаль.
2 декабря. Противный Жак!
Прислал мне открытку, где вдруг появилось это «сердечное тепло» и вот… в
результате болит голова. Противная ледяшка, сосулька отвратительная! Морочит
только голову и создает головную боль. По нашему, русскому – «коль любить, так
без рассудку», «коли пир – так пир горой». А у него так все «чтоб и невинность
соблюсти и капитал приобрести». Ну да я тебя выведу на чистую воду! Фу, как
болит голова из-за этого дурацкого письма.
4 декабря. Как неинтересна моя
жизнь. Иной раз посмотришь на нее с высоты птичьего полета и подумаешь с
тоской: ну, как можно жить так, как живу я. Существование мое бездельное,
безрадостное, утомительное и тоскливое. Цели жизни в смысле какой-нибудь
общественной работы, нет. Она была когда-то, но жизнь безжалостная с корнем ее
вырвала. Стремление приобретать знания угасло, ибо это стремление питается
надеждой когда-нибудь применить свои познания к делу. Эта надежда погибла, а
стремление к знанию из любознательности давно остыло. Когда-то я страстно
интересовалась музыкой, историей искусства. Затрачивала массу энергии, чтоб
приобщиться к этому светлому миру, приобщалась к нему и получала массу ясного,
чистого, радостного. И здесь масса внешних преград и бесконечная душевная
усталость лишили меня этих радостных переживаний. Так постепенно одна за другой
отпадали те элементы, которые делали для меня жизнь интересной. Постепенно
отпал еще один, может быть, самый главный – общество интересных мне людей. Кто
кончил, кто просто отошел, и осталась у меня маленькая кучка людей, которых я
люблю, ценю, но и эти могут не сегодня-завтра исчезнуть с моего горизонта. И
вот мне иногда представляется мрачная картина моего ужасного одиночества в
недалеком будущем с пустотою внутри и пустотою вокруг. Страшно, жутко станет. И
опять смерть представляется как единственная спасительница. Как иногда
становится жалко себя, своей гибнущей молодости, жизнерадостности. Почему так
плохо складывается все в моей жизни? Ведь не могу сказать, чтоб природа
обделила меня. Она дала мне и ясный ум, и веселость, и любовь к жизни и людям.
И дав все это, отняла матерьял, из которого можно было бы создать интересную,
хорошую жизнь. Вот и стоишь иногда в раздумье и горько сетуешь, что тускнеет ум
от бездействия, меркнут, гаснет жизнерадостность, теряется работоспособность, и
горькие слезы текут из глаз, оплакивая свою горькую жизнь. Иногда это повергает
в безумное отчаяние и душевная боль не дает покою своей остротой, иногда же
наступают периоды апатии: все равно, хорошо и то, что хоть прошла острота
душевной боли. В такие минуты, какова и настоящая, я могу анализировать, как
анатом, как посторонний наблюдатель свои скорби и при этом отношение к ним
совершенно спокойно. Не будь надежды на лучшее будущее, я давно бы отправилась ad patres.
16 декабря. Приближается
Рождество и вместе с этим приближением все больше и больше нарастает
Рождественское настроение. Люблю я его очень. Вот эти приготовления
предпраздничные, мытье, уборка, закупка массы нужных и ненужных вещей, уличное
оживление и суета, предвкушение рождественских удовольствий и развлечений
создают какую-то теплую атмосферу, в которой с радостью купаешься. И эти
предпраздничные дни я люблю гораздо больше самого Рождества. Нынче я его
особенно радостно жду почему-то. Иногда даже это кажется мне странным.
Рождество нынче выросло в какую-то большую, интересную цель, к которой я
стремлюсь душой. И возникает мысль, что ведь Рождество-то не даст мне цели и
радости надолго. Пройдет эта святочная суета, с ее оживлением и бодростью и
опять потянутся тягучие дни бесцельного и томительного прозябания. Но эта мысль
сейчас мало имеет силы, ибо сейчас доминирует одно: «да здравствует
Рождество!», а там хоть трава не расти. Милое Рождество! Не обмани моих
ожиданий! Дай хоть на недельку побольше веселья, смеха и радости, хоть
мгновенной, но все-таки радости.
Сейчас мысли унеслись совсем в другую сторону. Сижу и думаю, что наряду
со всеми моими огорчениями и неудачами я и распускаю себя. Ведь если так идти
дальше, можно правда забраться в такой тупик, что из него и выхода никакого не
будет. Надо встряхнуться, надо энергично бороться с жизнью, надо победить её,
надо наперекор ей создать себе сносную жизнь духа в противовес серости
окружающего. Хорошо. Жизнь тебе не дает внешних впечатлений, общества, приносит
массу горестей. Противопоставь ей богатую внутреннюю жизнь и ты не будешь
страдать от отсутствия людей, от отсутствия внешних впечатлений… Надо прежде
всего быть хорошей исполнительницей своего дела, т. е. быть хорошей
учительницей. А для этого надо побольше познакомиться с педагогической
литературой, со всякими новыми методами, «последними словами» и т. д.
Затем, надо побольше энергии употребить на то, чтобы сделать для детей
пребывание в школе интересным и радостным. Надо и тут не полениться сводить их
почаще в театр, в музей, устроить им разнообразные интересные игры, туманные
картины и т. д. Чем сидеть со своей тоской и все больше и больше становиться на
опасный путь нытья и апатии, лучше заняться этим живым и нужным делом и дать
детям побольше радости, ибо им в их будущей жизни предстоят почти исключительно
горести и горести. Пусть же они хоть в школе порадуются хорошенько. Уж и это
одно сможет внести в жизнь человека много энергии и хорошего настроения. А я
сижу и ною, ною до бесконечности. Я даже смеяться разучилась и когда приходится
это делать из вежливости, то выдавливаешь на лице своем гримасу смеха, а внутри
и намека на него нет, а все сковано холодом. Я уже так давно не смеялась от
всей души, разве иногда в школе с ребятами. А затем, ведь я могу еще заняться
музыкой. Она мне тоже много радости дает. После Рождества обязательно примусь
за нее. И пусть кругом будет хоть пустыня. Я ее приемлю и начинаю трудиться над
восстановлением моей пошатнувшейся, померкнувшей внутренней духовной жизни. Пинск. Весна 1914 г. Е. Григорьева (стоит слева) с подругой
10 января 1916 года. Вот и
Рождество прошло. Милое Рождество! Ты не обмануло меня. Две недели
промелькнули, как сон. Хорошо я провела нынче это время. Отдохнула от Питера со
всеми его неприятностями, потанцевала в свое удовольствие, хотя все-таки мало,
пофлиртовала немножко и забыла на эти 2 недели все то мрачное, что последнее
время гнетет меня. Но замечательно, что как только вернулась я в Питер, как все
уныние, вся безрадостность и бесцельность моего существования еще рельефнее
выступила и охватила со всех сторон. Ну да, ну ее к черту! Я все-таки хочу жить
и буду жить до последней возможности. В крайнем случае, наделаю массу глупостей
и отправлюсь ad patres.
В этом полугодии есть 3 обстоятельства, которые могут скрасить мою жизнь и на
которые я надеюсь. Ведь все-таки их три. Одно сорвется, останется другое,
сорвется другое, останется третье. Но и все эти 3 обстоятельства могут меня
жестоко обмануть, как уже многое обманывало в жизни. Ну да ведь не привыкать
стать! Я к этому так привыкла, что уже почти не верю в свои удачи, но все-таки
маленькая надеждишка живет в душе. Надежда! Надежда! Не обмани меня! Смилуйся
хоть раз надо мной. Оправдайся хоть на половину! Но не меньше. Если меньше, то
лучше совсем ничего не надо. Так хочется надеяться, и так боишься этих надежд.
16 января. Поступила на курсы
сестер милосердия. Самые-то курсы меня очень мало привлекают, но м. б. по их
окончании удастся устроиться на войну, а я сейчас больше всего хочу поехать на
войну, хочу окунуться во всю гущу военной жизни, хочу перемены образа жизни,
хочу работы, хочу людей, хочу в это историческое время быть ближе к самой
жизни, к совершающимся событиям. Боже! За что ты меня наказал и создал
женщиной. Не хочу я быть женщиной! Ей так тяжело жить на свете. О если бы
перевоплотиться! Как только кончу курсы, буду всеми силами стремиться
устроиться на войну. Хочу даже, чтоб меня там убили. Так хочется жить, так
хочется! А приходится искать смерти! Страшно жутко! Скорбно! Сижу, пишу эти
строки, и сверлящая душевная боль заставляет меня горько плакать над моей
гибнущей жизнью. Что мне до того, что сейчас гибнет сотни, тысячи жизней, ведь
в настоящее-то время гибнет моя жизнь, моя собственная жизнь и оттого мне так
жутко и скорбно. Если б еще иметь деньги, тогда еще все бы ничего, а то эта
проклятая нищета! Разве выйти замуж за В.? Боюсь, что этим я еще ухудшу свою
жизнь и ни за что ни про что испорчу жизнь хорошему человеку. Вот за В. Н.
я сейчас бы, с удовольствием вышла замуж и ему и себе дала бы много радостных
дней. Да он далеко, да и, кажется, слишком занят делами. Боже! Думала ли я
когда-нибудь, что мне будет так невыносимо трудно жить на свете?! Нет, надо на
войну, на войну во что бы то ни стало.
Первая мировая война. Сестра милосердия
2 февраля. С каждым днем все
больше и больше теряешь веру в людей. Эти последние годы дали такую массу
уроков, что я не верю людям ни на грош. Я не верю ни в любовь, ни в дружбу, ни
во что. Есть только одно чувство на свете, которому вполне можно довериться,
которое никогда не обманет, которое всегда согреет тебя ясным теплом – это
любовь матери. Остальное все миф, призрак, созданный людьми, чтоб прикрыть,
замаскировать жестокость жизни. Уж у меня ли мало было друзей в жизни и что же…
Теперь, когда я больше всего нуждаюсь в дружеском участии и поддержке – где эти
друзья? Им хорошо живется, так зачем же помнить тех, кому плохо? Если б им было
худо, они м. б. не забыли бы так меня, а ведь им хорошо… Ну и черт с ними! Не
надо мне ничьей ни дружбы, ни любви, ни сочувствия. К черту все! Больно душе,
больно оттого, что ведь я люблю людей и без них не могу жить, я страдаю от
отсутствия людей. Ну что ж поделаешь? С каждым днем вообще теряешь и всякую
веру, и всякую надежду, так что - не все
ли равно, что теряется вера в людей. Знаю одно, что если до осени в моей жизни
ничто не изменится, я не смогу больше жить. (Окончание следует - кликни вверху страницы на раздел "Дневники")
|